Неточные совпадения
Мальчишка, думая поймать угря,
Схватил Змею и, во́ззрившись, от страха
Стал бледен, как его рубаха.
Змея, на Мальчика спокойно посмотря,
«Послушай»,
говорит: «коль ты умней не будешь,
То дерзость не всегда легко тебе пройдёт.
На сей раз бог простит; но берегись вперёд,
И знай,
с кем шутишь...
Сомова
говорила о будущем в тоне
мальчишки, который любит кулачный бой и совершенно уверен, что в следующее воскресенье будут драться.
С этим приходилось мириться, это настроение принимало характер эпидемии, и Клим иногда чувствовал, что постепенно, помимо воли своей, тоже заражается предчувствием неизбежности столкновения каких-то сил.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я
говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать
с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А
мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Если б только одно это, я бы назвал его дураком — и дело
с концом, а он затопал ногами, грозил пальцем, стучал палкой: «Я тебя,
говорит,
мальчишку, в острог: я тебя туда, куда ворон костей не заносил; в двадцать четыре часа в мелкий порошок изотру, в бараний рог согну, на поселение сошлю!» Я дал ему истощить весь словарь этих нежностей, выслушал хладнокровно, а потом прицелился в него.
Женщина эта — мать
мальчишки, игравшего
с старушкой, и семилетней девочки, бывшей
с ней же в тюрьме, потому что не
с кем было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что
говорили со двора проходившие арестанты.
Только в этот раз (я тогда узнал все это совершенно случайно от подростка, слюнявого сынишки Трифонова, сына и наследника, развратнейшего
мальчишки, какого свет производил), в этот раз,
говорю, Трифонов, возвратясь
с ярмарки, ничего не возвратил.
— Так вы сзади? Они правду, стало быть,
говорят про вас, что вы нападаете исподтишка? — обернулся опять Алеша, но на этот раз
мальчишка с остервенением опять пустил в Алешу камнем и уже прямо в лицо, но Алеша успел заслониться вовремя, и камень ударил его в локоть.
Главное занятие его, сверх езды за каретой, — занятие, добровольно возложенное им на себя, состояло в обучении
мальчишек аристократическим манерам передней. Когда он был трезв, дело еще шло кой-как
с рук, но когда у него в голове шумело, он становился педантом и тираном до невероятной степени. Я иногда вступался за моих приятелей, но мой авторитет мало действовал на римский характер Бакая; он отворял мне дверь в залу и
говорил...
Усталый,
с холодом в душе, я вернулся в комнату и стал на колени в своей кровати, чтобы сказать обычные молитвы.
Говорил я их неохотно, машинально и наскоро… В середине одной из молитв в усталом мозгу отчетливо, ясно, точно кто шепнул в ухо, стала совершенно посторонняя фраза: «бог…» Кончалась она обычным детским ругательством, каким обыкновенно мы обменивались
с братом, когда бывали чем-нибудь недовольны. Я вздрогнул от страха. Очевидно, я теперь пропащий
мальчишка. Обругал бога…
Очень может быть, что это был не такой уже злой «
мальчишка», каким его очерчивал Ганя,
говоря с сестрой, а злой какого-нибудь другого сорта; да и Нине Александровне вряд ли он сообщил какое-нибудь свое наблюдение, единственно для того только, чтобы «разорвать ей сердце».
— Видел я, судырь, то: иду я раз, так, примерно сказать, мимо колодца нашего, а он ее и бьет тут… отнял от бадьи веревку-то, да
с железом-то веревкою-то этою и бьет ее; я даже скрикнул на него: «Что, я
говорю, ты, пес эдакий, делаешь!», а он и меня лаять начал… Вздорный
мальчишка, скверный, не потаю, батюшка.
— Бесхарактерный он, бесхарактерный
мальчишка, бесхарактерный и жестокосердый, я всегда это
говорила, — начала опять Анна Андреевна. — И воспитывать его не умели, так, ветрогон какой-то вышел; бросает ее за такую любовь, господи боже мой! Что
с ней будет,
с бедняжкой! И что он в новой-то нашел, удивляюсь!
— Вот, Степан, гляди! Варвара Николаевна барыня добрая, верно! А
говорит насчет всего этого — пустяки, бредни!
Мальчишки будто и разные там студенты по глупости народ мутят. Однако мы
с тобой видим — давеча солидного, как следует быть, мужика заарестовали, теперь вот — они, женщина пожилая и, как видать, не господских кровей. Не обижайтесь — вы каких родов будете?
— Вы смутьянить пришли! — закричал он. — Шалит Антоша? Вы врете, ничего он не шалит. Если бы он шалил, я бы без вас это знал, а
с вами я
говорить не хочу. Вы по городу ходите, дураков обманываете,
мальчишек стегаете, диплом получить хотите на стегательных дел мастера. А здесь не на такого напали. Милостивый государь, прошу вас удалиться!
Лишняя совсем… а у меня,
говорит, трое
мальчишек — они работники будут, их надо сохранить… дайте,
говорит, десять рублей за девку-то, вот я и поправлюсь
с мальчишками…» Каково, а?
Граф Хвостиков мысленно пожал плечами: Бегушев ему казался робким
мальчишкой… школьником; да и Домна Осиповна была ему странна: когда он
говорил с нею в кадрили о Бегушеве или, лучше сказать, объяснял ей, что Бегушев любит ее до сих пор без ума, она слушала его внимательно, но сама не проговорилась ни в одном слове.
«Он
говорит как
с мальчишкой,
с дураком», — подумал Яков.
— Дерзко ты
говоришь со мной;
мальчишка я, что ли? Ты бы вот о чём подумала: вот, я
говорю с тобой, и душа моя открыта, а больше мне не
с кем
говорить эдак-то.
С Натальей — не разговоришься. Мне её иной раз бить хочется. А ты… Эх вы, бабы!..
Степанида(выбегая, Тетереву). Тащи ведро воды… тащи живо! (В дверь высовывается седенький старичок
с подвязанной щекой и, подмигивая,
говорит Тетереву: «Господин! Она у вас тут со стола булочку стащила…» Тетерев идет в сени, толкая людей вон из них. В сенях — топот, возня, визжит
мальчишка: «Ай-ай!» Кто-то смеется, кто-то обиженно восклицает: «Потише-с!»)
— Пять штук… Один утонул. Старший, — забавный был
мальчишка! Двое умерли от дифтерита… Одна дочь вышла замуж за какого-то студента и поехала
с ним в Сибирь, а другая захотела учиться и умерла в Питере… от чахотки,
говорят… Д-да… пять было… как же! Мы, духовенство, плодовитые…
Захар (идет за ней). И еще один рабочий, Греков ужасно заносчив! Сейчас нам
с Николаем Васильевичем вспомнилась его речь…
Мальчишка… но так
говорит…
с таким нахальством…
Конь (волнуясь). Не он убил! Он по реке ехал в тот час!.. Присягу приму!.. Мы
с генералом видели его… Еще генерал
говорил: хорошо бы,
говорит, опрокинуть лодку, чтобы выкупался он… да! Ишь ты,
мальчишка! Ты это что делаешь, а?
Русский мужик
говорит о гривне или о семи грошах меди, старики и старухи размахивают руками или
говорят сами
с собою, иногда
с довольно разительными жестами, но никто их не слушает и не смеется над ними, выключая только разве
мальчишек в пестрядевых халатах,
с пустыми штофами или готовыми сапогами в руках, бегущих молниями по Невскому проспекту.
Твердынский. Точно, что мальчишка-с. Поверьте, Анатолий Дмитриевич, что я этого не
говорил и не думаю, потому что ваши убеждения…
Капельмейстер, державший первую скрипку, был ленивейшее в мире животное: вместо того, чтобы упражнять оркестр и совершенствоваться самому в музыке, он или спал, или удил рыбу, или, наконец, играл
с барской собакой на дворе; про прочую братию и
говорить нечего: мальчишка-валторнист был такой шалун, что его следовало бы непременно раз по семи в день сечь: в валторну свою он насыпал песку, наливал щей и даже засовывал в широкое отверстие ее маленьких котят.
Евдокия Антоновна. Ну и будет дурак! Тут полковник, почтенный человек, а что такое он,
мальчишка, я сама
с ним
поговорю.
Евдокия Антоновна. Ты хочешь, чтобы я сама
с ним
поговорила? Пожалуйста, я буду очень рада! Мне уж достаточно надоел этот наглый
мальчишка! Грубиян!
Придет ли он к человеку, почти
с ним незнакомому,
поговорить о важном деле: тот уж кличет своего сынка и заставляет читать стихи такого-то; и
мальчишка угощает стихотворца его же изуродованными стихами.
Как только обедня кончилась, выхожу я из церкви; вижу, впереди идет сельский мужик, по прозванию «братик»; поговорку он, знаете, эдакую имел,
с кем бы ни
говорил:
с барином ли,
с мужиком ли,
с бабой ли,
с мальчишкой ли, всем приговаривает: «братик»; а мужик эдакой правдивый: если уж что знает, так не потаит, да и лишнего не прибавит.
Смеялся Николай только на уроках студента
с Петькой, и Петька ненавидел его за смех. В его присутствии он нарочно еще выше задирал колени, так что едва не заваливался со стулом на спину, щурил пренебрежительно глаза, ковырял в носу, хотя прекрасно знал, что этого не нужно делать, и хладнокровно
говорил студенту невыносимые дерзости. Рябое лицо репетитора наливалось кровью и потело; он чуть не плакал и по уходе Петьки жаловался, что
мальчишка совсем не хочет учиться.
— Погляжу я на вас, сударыня, как на покойника-то, на Ивана-то Григорьича,
с лица-то вы похожи, —
говорил Марко Данилыч, разглядывая Марью Ивановну. — Хоша я больно малешенек был, как родитель ваш в Родяково к себе в вотчину приезжал, а как теперь на него гляжу — осанистый такой был, из себя видный,
говорил так важно… А душа была у него предобреющая. Велел он тогда собрать всех нас, деревенских
мальчишек и девчонок, и всех пряниками да орехами из своих рук оделил… Ласковый был барин, добрый.
— Все это прекрасно, — едва вслушавшись в его слова, произнесла Наташа, — вы вот что скажите мне: неужели вам не стыдно дружить
с теми скверными
мальчишками, которые позволяют себе смеяться над обиженными судьбою людьми? — И
говоря это, она даже побледнела, воскресив в своей памяти недавнюю сцену, и вызывающе взглянула на юношу.
— Барышня! — расхохотался
мальчишка, — велика штука барышня! A я вот король да и то
говорю с тобой!
— Получил по публикации приглашение. Прихожу. Богатейшая квартира. Выходит дама. Заниматься
с мальчишкою двенадцати лет, — не преуспевает. Переговорили. Каждый день заниматься по два часа. «Какие ваши условия?» Я
говорю: «Пятьдесят рублей». Барыня подняла брови. «А мне
говорили, что студенты дешево берут».
— Я знаю, что ты теперь думаешь! —
говорил подвыпивший старик, входя в свое обычное пьяное, возбужденное состояние. — Ты думаешь, я опустился, погряз, я жалок, а по-моему, эта простая жизнь гораздо нормальнее твоей жизни, молодой человек. Ни в ком я не нуждаюсь и… и не намерен унижаться… Терпеть не могу, если какой-нибудь
мальчишка глядит на меня
с сожалением.
У нас даже всякий невежественный и задорный фельетонист третирует его, точно мальчишку-гимназиста, у нас до сих пор не составилось даже известного тона, которым прилично
говорить о людях
с литературным положением Тургенева.
— Послушай, Катя, —
говорит он негодующим голосом. — Если увидишь Петра Данилыча, то передай ему, что порядочные люди так не делают! Это мерзость! Рекомендует переписчика и не знает, кого он рекомендует!
Мальчишка аккуратнейшим образом опаздывает каждый день на два, на три часа. Ну, разве это переписчик? Для меня эти два-три часа дороже, чем для другого два-три года! Придет он, я его изругаю, как собаку, денег ему не заплачу и вышвырну вон!
С такими людьми нельзя церемониться!
— Да? Вы находите? —
говорит Жилин, сердито щурясь на нее. — Впрочем, у всякого свой вкус. Вообще, надо сознаться, мы
с вами сильно расходимся во вкусах, Варвара Васильевна. Вам, например, нравится поведение этого
мальчишки (Жилин трагическим жестом указывает на своего сына Федю), вы в восторге от него, а я… я возмущаюсь. Да-с!
Ссоримся мы из-за пустяков. Придираемся друг к другу и наговариваем дерзостей. Даже у кроткой Елочки и серьезной, вдумчивой Сани изменились характеры в это время. А о нас
с Марусей и о «
мальчишках» нечего и
говорить.
С Володей Кареевым я так повздорила из-за какой-то паузы, которую он «закатил» (наше театральное слово) на сцене в диалоге со мною, что даже перешла
с «ты» на «вы».
Убежать бы мне отсюда за границу, что ли, или запереться в деревне, взять
с собой первого дурака какого-нибудь: Кучкина, Поля Поганцева или трехаршинного корнета,
мальчишку, розовую куклу, влюбиться в него до безумия, до безобразия, как
говорит Домбрович, сделаться его крепостной девкой, да, рабой, кухаркой, прачкой, стоять перед ним на коленях, целовать его руки!
— Ради Бога, тише, благородный рыцарь! Я сам, признаюсь вам, ненавижу их всех от души,
с тех пор, как отставной наш гроссмейстер обошел меня и сделал кастеляном замка
мальчишку Штейна, своего стремянного, но, право, боюсь, подслушают нас и вздернут нас
с вами на первую осину, обновив чьи-нибудь кушаки на наших шеях, —
говорил Гримм, робко озираясь.
— Я, —
говорит, — и на дуэли, и на войне дрался. Не стану, —
говорит, —
с мальчишкой драться. Не хочу, да и шабаш.